А почему, с Вашей точки зрения, бывший сотрудник Вашего института
Григорий Перельман отказался от международной премии в миллион долларов,
давно объявленной за доказанную им теорему?
Он вовсе не отказывался, ее ему не присудили, потому что он не написал о
своем решении теоремы книги. А теперь такую книгу (о решении Перельмана)
пишет в США китайский математик Яо, многое укравший у других ранее и
получивший Фильдсовскую медаль и премию. За эту книгу они и собираются
дать ему миллион долларов (по Уставу Фонда - через два года после
публикации книги). Другая фирма уже заплатила ему другой миллион - за то,
чтобы он книгу о работе Перельмана написал.
Все подробности вы можете найти в 15-страничной статье об этом в журнале
The New Yorker от 28 августа 2006 года. Сергей Новиков отказался
перепечатать ее в московском журнале «Успехи математических наук», где
он - главный редактор, а я - предлагавший статью член редколлегии. По
моему мнению, отказался он потому, что боится мести со стороны Яо (ведь
Новиков работает в США). Я Яо не боюсь, он уже пытался и меня съесть,
мстя за разоблачение его интриг, но всего лишь украл замечательную
работу у моего ученика Александра Гивенталя, чем себя опозорил, а
Гивенталя прославил.
Верно ли утверждение, что скоро лидером мировой математики станет Китай?
Если я правильно понимаю политику Китая в отношении математики, то они
стремятся не занять первое место в мире, а прибрать к рукам всю
математику США, поставив всюду начальниками своих эмигрантов, вроде Яо.
Американцы уступают потому, что школьная подготовка у них чересчур слаба,
чтобы конкурировать с выпускниками китайских, индийских и русских школ.
Там все знают, что половина больше трети, тогда как в школах США
разделить 5/4 на 1/3 из учителей математики могут в некоторых штатах
лишь 1%, в некоторых 2%, и не больше.
Как работает математик - нужна лишь бумага и ручка, или что-то еще?
Математик может иногда работать и без ручки, и без бумаги. Я пользуюсь
многим другим. Например, мои последние работы (2006 год) основаны на
компьютерных экспериментах, проведенных по моей просьбе друзьями из
Силиконовой долины в Калифорнии и помощниками в Париже. Но, вообще
говоря, математикам оборудование и материалы для работы нужны менее
дорогие, чем в большинстве других экспериментальных наук. В физике
эксперименты обычно стоят миллиарды долларов, а в математике - единицы
рублей.
С Вашей точки зрения, введение единого госэкзамена поможет появлению в
России новых математических гениев?
ЕГЭ доказал свою непригодность, когда я проэкзаменовал успешно его
прошедших школьников обычным образом. Оказалось, что эти «успешно
прошедшие» ничего не знают и не умеют. Удручающая статистика этого
официального эксперимента, к сожалению, до сих пор засекречена. Надо бы
ее опубликовать! Хотя результат введения этого очковтирательства
скажется не сразу, оно приведет со временем к серьезному падению сперва
интеллектуального уровня страны, затем индустриального, а впоследствии и
оборонного. Это тоже почему-то засекречено.
Когда Вы критиковали реформу нашего школьного образования, находили ли
Вы поддержку среди депутатов или политиков?
Интересно, что при обсуждении в Думе вопроса о школьном образовании мое
мнение о необходимости сохранения хорошего школьного образования
поддержали военные и коммунисты, а против выступили либералы. А именно,
военные говорили, что без алгоритмов и геометрии нет ни бомб, ни ракет.
Коммунисты же отмечали, что реформаторы хотели исключить из школьного
обучения либо Толстого, либо Пушкина, а Арнольд добивается, чтобы, как
при Сталине, в школе читали их обоих, а также возражает против
предполагавшегося в составленном министром образования проекте реформы
исключения из школьного обучения Баха и Моцарта, Бетховена и Чайковского.
Реформаторы же обвиняли меня в наступлении на права человека (а именно,
на права наших школьников ничего в школе не делать, подобно американским
школьникам).
Разумеется, подобные реформы подталкивают нашу молодежь к отъезду. При
таких реформах теряется надежда не только на счастливую, но и на любую
жизнь в реформируемой стране, которая покатится к средневековой темноте
(до чего я, надеюсь, не доживу).
Есть ли данные, сколько наших математиков уехало за рубеж? Почему они
уезжают?
Уезжают, в основном, чтобы прокормить детей. Бросить камень в уезжающих
не берусь, хотя без них и страдаю. Просто нужно как следует кормить
ученых. Уже Сталин это понимал, и поэтому мы располагаем ракетно-ядерным
щитом.
Объяснить, как умудряются выживать российские математики, трудно. Их
жизнь - чудо. Нобелевский лауреат Фрэнсис Крик, открывший «двойную
спираль» генетики, пишет об источнике их жизни так: «тому, кто никогда
не испытывал потрясающего чувства внезапного озарения, обжигающего
сознание в момент, когда человека, наконец, осеняет правильная мысль,
очень трудно объяснить этот состояние».
Несет ли РАН ответственность за плачевное состояние многих наук и ученых?
Верно, что у РАН много недостатков, обычных для министерств, но это -
как у демократического правления: ничего лучшего пока не придумано. Это -
не специально российское явление (хотя наша Академия соединяет роли
Academie des Sciences и министерства науки во Франции).
Для науки во всем мире было бы полезно, если бы нобелевские премии и
академические звания раздавались не только генералам от науки, но иногда
и квалифицированным специалистам. Шопенгауэр, цитируя Саади, говорит,
что ненависть невежд к мудрецу в тысячу раз больше, чем презрение
мудреца к невеждам, а поэтому в академиях всегда заседают
посредственности.
Может ли сегодня стать академиком сравнительно молодой человек - как
Григорий Перельман?
На последних выборах, в мае 2006 года, Григория Перельмана почему-то не
выдвинули в академики. Но и среди выдвинутых было немало таких, которые
гораздо лучше избранных. Это - тоже всемирное явление. Например, в
Париже министр науки, образования и технологий назначил меня членом
«Комитета по борьбе за защиту наследия французской науки от иностранцев»,
цель которого - не допускать ни на какой пост не только не французов, но
и тех, кто француз только по паспорту, совсем как у нас при «борьбе с
космополитизмом».
А при выборе кандидата на профессорский пост в Париже из 60 претендующих
на него в комиссии из 21 члена, куда я входил, шестеро тайно
проголосовали точно как я, а остальные 15 противоположным образом,
закрыв дорогу пятерым лучшим кандидатам.
И мои французские друзья объяснили мне, что это означает, что все 21
член комиссии оценивали кандидатов совершенно правильно, в соответствии
с их научными заслугами. Но только шестеро хотели, как я, выбрать
лучшего, а остальные 15 - худшего (так как он станет в будущем их
конкурентом при восхождении на следующую ступень). К тому же они
объяснили мне, что выбирать за научные достижения - значит брать одних
русских (которых среди кандидатов на этот раз не было).
Участвуя в выборах в РАН, я был поражен тем, насколько близко мы подошли
к мировому уровню. Дело в том, что повсеместная борьба обществ и
правительств против науки, культуры и образования - всемирное явление.
Опасаться компетентных соперников очень естественно для принимающих
решения начальников. Но в этом общемировом процессе Россия, по моему
мнению, отстает (к счастью) на несколько десятков лет. Мы все еще
готовим прекрасных ученых, и вовсе не все они уезжают за рубеж.
Поведение своих здешних коллег я бы назвал массовым героизмом, и я все
еще надеюсь, что Россия благодаря ему перенесет и нынешние попытки
лишить ее науки и образования, как она перенесла царствование Швондеров
и Лысенок в прошлом.
http://www.gzt.ru/topnews/education/-vladimir-arnoljd-opasatjsya-kompetentnyh...
