Исправление Anatolik, (текущая версия) :
Я с трудом разлепил жгущие глаза и уставился на заслюнявленную подушку «Физика. 9 кл». В ушах звенел будильник, часы показывали двенадцать.
«Двенадцать — это хорошо», — подумал я, - «как раз успею повторить до начала экзамена.»
Быстро соскочив с кровати, я побрел на кухню, чтобы поскорее посмотреть, что оставила мне мама, но обнаружил там только тарелочку с орешками. Выбросив ее в унитаз и слив бачек, я вернулся обратно.
Возможно, дорогой читатель, тебе может показаться, что места анонимного пребывания сделали меня немного странным? Необыкновенным, самобытным? Не похожим на остальных?
Ну и пусть. Рад, что тебе весело. Мне просто не понадобился сойлент, чтобы понять, что единственное доступное мне блюдо — я сам.
Но я отвлекся. Аркадий уже проснулся и, похоже, собирается порадовать меня какой-нибудь последовательностью звуков.
«Не коммунист ли ты часом?», — привычно раздался привычный вопрос, — «Не есть ли ты идущий к?»
Теперь, когда в него влазит более двенадцати подушек, мне даже не нужно имитировать ответы; можно просто продолжать готовиться к нетривиальной части экзамена под автоматический аккомпанемент его тривиальной части.
Вскоре появились родители, и я их немедленно вырубил. Давно пора было убрать эту херню из cron'a, незачем лишний раз провоцировать и так склонный к эскапизму мозг. Но я почему-то этого не делал.
Аркадий, тем временем, продолжал обсуждать самые разные темы с той увлеченностью и постоянством, на которые, помимо него, наверное способны только роботы. И эта монотонность убаюкивала, усыпляла бдительность. Я был совершенно не готов, когда он резко изменил тембр и адресовал мне:
«Жгучие глаза еще мало про вас знают, октябренок. Девятый класс был девять лет назад. Начинай обратно.»
Исправление Anatolik, :
Я с трудом разлепил жгущие глаза и уставился на заслюнявленную подушку «Физика. 9 кл». В ушах звенел будильник, часы показывали двенадцать.
«Двенадцать — это хорошо», — подумал я, - «как раз успею повторить до начала экзамена.»
Быстро соскочив с кровати, я побрел на кухню, чтобы поскорее посмотреть, что оставила мне мама, но обнаружил там только тарелочку с орешками. Выбросив ее в унитаз и слив бачек, я вернулся обратно.
Возможно, дорогой читатель, тебе может показаться, что места анонимного пребывания сделали меня немного странным? Необыкновенным, самобытным? Не похожим на остальных?
Ну и пусть. Рад, что тебе весело. Мне просто не понадобился сойлент, чтобы понять, что единственное доступное мне блюдо — я сам.
Но я отвлекся. Аркадий уже проснулся и, похоже, собирается порадовать меня какой-нибудь последовательностью звуков.
«Не коммунист ли ты часом?», — привычно раздался привычный вопрос, — «Не есть ли ты идущий к?»
Теперь, когда в него влазит более двенадцати подушек, мне даже не нужно имитировать ответы; можно просто продолжать готовиться к нетривиальной части экзамена под автоматический аккомпанемент его тривиальной части.
Вскоре появились родители, и я их немедленно вырубил. Давно пора было убрать эту херню из cron'a, незачем лишний раз провоцировать и так склонный к эскапизму мозг. Но я почему-то этого не делал.
Аркадий, тем временем, продолжал обсуждать самые разные темы с той увлеченностью и постоянством, на которую, помимо него, наверное способны только роботы. И эта монотонность убаюкивала, усыпляла бдительность. Я был совершенно не готов, когда он резко изменил тембр и адресовал мне:
«Жгучие глаза еще мало про вас знают, октябренок. Девятый класс был девять лет назад. Начинай обратно.»
Исходная версия Anatolik, :
Я с трудом разлепил жгущие глаза и уставился на заслюнявленную подушку «Физика. 9 кл». В ушах звенел будильник, часы показывали двенадцать.
«Двенадцать — это хорошо», — подумал я, - «как раз успею повторить до начала экзамена.»
Быстро соскочив с кровати, я побрел на кухню, чтобы поскорее посмотреть, что оставила мне мама, но обнаружил там только тарелочку с орешками. Выбросив ее в унитаз и слив бачек, я вернулся обратно.
Возможно, дорогой читатель, тебе может показаться, что места анонимного пребывания сделали меня немного странным? Необыкновенным, самобытным? Не похожим на остальных?
Ну и пусть. Рад, что тебе весело. Мне просто не понадобился сойлент, чтобы понять, что единственное доступное мне блюдо — я сам.
Но я отвлекся. Аркадий уже проснулся и, похоже, собирается порадовать меня какой-нибудь последовательностью звуков.
«Не коммунист ли ты часом?», — привычно раздался привычный вопрос, — «Не есть ли ты идущий к?»
Теперь, когда в него влазит более двенадцати подушек, мне даже не нужно было имитировать ответы; можно было просто продолжать готовиться к нетривиальной части экзамена под автоматический аккомпанемент его тривиальной части.
Вскоре появились родители, и я их немедленно вырубил. Давно пора было убрать эту херню из cron'a, незачем лишний раз провоцировать и так склонный к эскапизму мозг. Но я почему-то этого не делал.
Аркадий, тем временем, продолжал обсуждать самые разные темы с той увлеченностью и постоянством, на которую, помимо него, наверное способны только роботы. И эта монотонность убаюкивала, усыпляла бдительность. Я был совершенно не готов, когда он резко изменил тембр и адресовал мне:
«Жгучие глаза еще мало про вас знают, октябренок. Девятый класс был девять лет назад. Начинай обратно.»